Надя сделала глубокий вдох, и сердце ее бешено застучало. Детали забылись, но она поняла, что напала на след. Выключив экран и собрав заметки, она поспешила в свой кабинет. Через десять минут ее соединили со старшим архивариусом «Бостон Глоуб».
Когда последнее сообщение было получено и факс выключен, Надя еще долго сидела в оцепенении. Перед ней была вся история на четырех колонках и лицо Алена над именем другого человека.
Георг Лейтон-четвертый, красивый и внушительный, в темном костюме и консервативном галстуке. Отпрыск богатого и могучего клана Лейтонов из Бостона и Ньюпорта.
Человек, которого она знала как Алена Смита. Человек — теперь она это знала, — солгавший ей и всем остальным.
Он был обвинен в невольном убийстве, но выпущен под залог. Убийца… Во время серьезной операции он сделал ошибку.
Женщина, попавшая в автокатастрофу, умерла, на его столе и вместе с ней будущий ребенок. Возможно, никто бы и не узнал, что ошибка не была случайной, — Георг Лейтон принимал какие-то таблетки. Рассказала об этом его невеста будущая журналистка.
Теперь понятно, отчего он так ненавидит репортеров, подумала Надя. Невеста поступила благородно и сообщила окружному прокурору насчет транквилизаторов. Если бы не это, его, возможно, и не привлекли бы к ответственности. Но это было еще не все: чтобы избежать правосудия, этот человек использовал ошибку следствия и гибель своего друга.
Дверь кабинета открылась, вошла Анна с кипой гранок в руках и молча уставилась на Надю.
— О извини, Надя. Я подумала… Боже, с тобой все в порядке? Что-нибудь случилось с Элли? Ты побелела как бумага?
Трясущимися руками Надя собрала факсы и засунула их в верхний ящик стола.
— Да нет, все нормально. Господи, который час? — спрашивая, она бросила взгляд на часы. — Я же опаздываю забрать Элли у Эдды.
Надя вскочила с кресла и схватила сумочку. Несколько минут спустя она уже торопилась к своей машине, но все же успела прежде запереть ящик стола.
Надя отряхивала снег со своих сапог, когда Эдда открыла ей черный ход.
— Заходи, пока не замерзла окончательно, — приказала бойкая маленькая женщина. — Как только ты постучала, я налила тебе чашечку чая. Если хочешь знать мнение старой леди, ты в ней нуждаешься. — Темные глаза Эдды приобрели заговорщицкое выражение. — Или ты предпочтешь бренди?
Надя с трудом улыбнулась все еще под впечатлением разговора с Бостоном.
— Хватит и чаю. Мне еще нужно выпускать газету, как вы помните.
— Ты слишком много работаешь, девочка. У тебя должно быть свободное время. Ты должна развлекаться.
— Я развлекаюсь, — ответила Надя, снимая перчатки. — Встреча с вами — одно из самых больших моих удовольствий.
— Взаимно, — довольно усмехнулась Эдда.
— Весна всегда так запаздывает здесь? — спросила Надя, разматывая шарф.
— Как правило, нет. Но последние несколько лет были непредсказуемы. Эта зима была особенно суровой.
— Ничего удивительного, если вспомнить, как мне изменяет удача в последнее время.
Надя повесила свой шарф и потертую выхухолевую шубу на вешалку и сняла сапоги.
— Где Элли? Делает домашнее задание?
— Нет, она закончила минут двадцать назад, и я разрешила ей посмотреть телевизор в гостиной. Надя последовала за Эддой на кухню. Старый дом как бы приветствовал ее, давая ощущение безопасности.
Она заняла свое обычное место за старым сосновым столом. Чай уже дожидался ее в лучшей фарфоровой чашке Эдды.
— Я люблю ваш дом, Эдда. Он так похож на вас.
— Надеюсь убедить Адриана сохранить дом в семье для сына.
— А что с ним? Он не любит этот дом?
— Да нет, конечно. Очень любит. Но у него практика в Пальм-Спрингсе, и родители Джойс живут там. Я говорила тебе, что они привезут Николаса ненадолго на следующей неделе.
Надя кивнула.
— Приятно, когда комнаты наполнятся снова. Самые счастливые годы моей жизни прошли под этой крышей.
Надя вдохнула запах свежеиспеченного печенья и улыбнулась.
— Могу себе представить.
— Николае был пятым Карпентером, приведшим невесту в этот дом. Мне было всего восемнадцать, и отец был уверен, что я вернусь домой через неделю. Но мы с Николасом надули его. Прожили здесь сорок девять чудесных лет, и домой я возвращалась не больше чем на несколько часов за все эти годы.
— Вы очень его любили?
— О да, — сказала Эдда, неожиданно сверкнув молодым взглядом. — Он был настоящим мужчиной и сразу давал понять, что все будет так, как он решит. А потом потворствовал мне при любом удобном случае. У него было такое сердце, но ведь у многих сильных людей часто бывает такое сердце, правда?
Надя кивнула, думая о другом мужчине. Мужчине, которого она считала сильным, благородным… и честным. Так обидно было узнать, что она была такой доверчивой. И так ошибалась.
— Я видела его на фотографиях. Николае был очень красив.
— Странно, но я не помню, чтобы надоедала тебе своим альбомом в последнее время.
— Вы никогда не смогли бы надоесть мне, Эдда. Я с удовольствием посмотрю ваши альбомы, но я видела снимки в нашем архиве.
— Думаю, там есть и мои…
— Конечно. Сейчас все на микрофильмах. Мистер Гаррисон начал эту работу, перед тем как погиб, а мы закончили ее.
— Молодцы! Миртл нуждается в таких людях, как вы.
— Спасибо. Вы нам льстите.
— Если это не касается старой леди, так и скажи.
— Извините?
— Я ждала, что ты скажешь, зачем ты смотрела снимки Николаев.
— Делала работу об общине. Чтобы быть в курсе, можно сказать.