Себе она призналась, что сознательно избегает доктора. Не столько из-за того, что он поцеловал ее, сколько из-за своей реакции на его поцелуй.
— Дверь, между прочим, была закрыта… — с вызовом спросила она.
— Я стучал.
В глазах Нади не было и намека на радушие. Ему казалось, она могла бы быть и приветливей.
— Что-то я не слышала никакого стука, — язвительно ответила Надя, отвернувшись. Желанным посетителем он явно не был.
— Иногда врачу приходится прибегать к крайним мерам, когда пациент в беде.
— Я больше не являюсь вашим пациентом и вовсе не в беде. К тому же мы заключили сделку: я оставляю в покое вас, а вы оставляете в покое меня.
— Мало ли какие бывают сделки. — Ален бросил шляпу на стол. — Как вы себя чувствуете? Какие-нибудь осложнения?
— Не из тех, что могут вызвать ваш интерес.
— Рад слышать это. — Чувствуя себя идиотом с нежным цветком в руке, он грохнул его на стол перед ней. — Вот, искупительная жертва.
Надя неприязненно взглянула на розовые лепестки.
— Ненавижу африканские фиалки — они вечно погибают. Зачем вы пришли?
— Пытаюсь найти способ уйти от извинений. В Надиных глазах промелькнула улыбка, но она тут же погасила ее. Что-то подсказало Алену, что он на верном пути.
— Для начала неплохо. — Надя откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. Легкий шорох одежды вернул его к мыслям, которые он старался задушить на протяжении недели.
Ален услышал легкий запах ее духов, напомнивший о мягкой белой фланели. Сейчас он готов был даже покаяться.
— Я вел себя как ничтожество и очень сожалею об этом.
— И это, по-вашему, извинение?
Надя уже смотрела на него с большим теплом, а ее рот слегка округлился. Ален воспринял это как знак зарождения дружбы, которую хотел предложить ей.
— Полагаю, я смогу опубликовать объявление в вашей газетенке и…
— Газетенка? — Ее глаза сверкнули. — Да будет вам известно, что «Фри пресс» пользуется заслуженным уважением и славится незапятнанной репутацией! Она нахмурила брови. — Во всяком случае, в последние десять месяцев.
— Значит, она очень изменилась?
— А вы разве не заметили?
Сказать ей, что он ненавидит газеты и почти никогда их не читает, значит, потерять то немногое, чего он добился. Сказать же ей, почему он их ненавидит, и вовсе невозможно.
— У меня нет времени читать что-либо, кроме медицинских журналов.
— Первый способ остаться неинформированным, доктор Смит.
— Я информирован о том, что меня интересует. К тому же по роду своей должности я узнаю новости, вероятно, даже раньше вас. Во всяком случае, самые острые из них.
Надя неожиданно рассмеялась, и возникшее напряжение быстро улетучилось.
— Вы, возможно, правы.
Надя наградила его задиристым взглядом.
— Хотите стать внештатным репортером? Правда, мы почти ничего не платим.
Нет, она не права. Обычно репортеры прилично зарабатывают и плюют на тех, чью кровь пьют. Его же беда в том, что ему отчего-то страшно трудно проклясть ее, как и всех остальных, ей подобных. А это сильно осложняет его жизнь.
— У меня своя работа, — возразил он, беря шляпу.
— Благодарю за фиалки. — Ее язык нервно облизал нижнюю губу. — Постараюсь сделать все, чтобы они выжили.
— Разве не к этому должны мы все стремиться? — Ален посмотрел на шляпу в руках. — Хочу, чтобы вы знали, Надя: я тут наговорил всякий вздор, к вам он не имеет отношения…
Она встала и негромко проговорила:
— Я так и поняла. Но и у меня характер… Я тоже часто сожалею о своих словах.
Миссис Адам протянула руку, чем несказанно его удивила. Ален коснулся ее руки.
— Снова друзья? — спросил он чуть севшим голосом.
— Думаю, да.
В бессонные часы он занимался самоедством и клялся себе, что не поцелует ее снова, до тех пор пока она не попросит его об этом. Но это было до того, как ее духи так раздразнили его. До того как он снова ее коснулся.
Чуть сильнее сжав Надину руку, Ален притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, а лишь придвинула мягкие соблазнительные губы, видение которых преследовало его дни напролет, и вздохнула.
— Надя…
— Да, Ален.
— Если есть милосердие в твоей душе, ты попросишь меня поцеловать тебя. Или вели мне убираться из твоего кабинета.
Его губы скривились в подобии улыбки. Зачарованная, она наблюдала, как его лицо приобретало необычную привлекательность.
— Убирайся из моего кабинета. — Ее голос походил на дуновение летнего бриза, а ее карие глаза светились совсем не гневом.
Ален провел своими губами по ее губам — легчайшее прикосновение — все, что он себе позволил. Потом убрал руку и отступил на шаг.
— Берегите себя… и свою очаровательную дочь. В один прекрасный день она станет блестящим врачом.
— Газетчицей.
— Боже упаси. Я уже почти полюбил ее. — Ален выскользнул в дверь, не дожидаясь, когда Надя швырнет в него горшок с цветком.
— Ну вот, пожалуй, и все, — закончила летучку Надя, и члены редколлегии разбежались как дети, отпущенные на переменку. Осталась одна Анна Берроуз.
— Нужна твоя помощь, — сказала она, когда Надя удивленно подняла на нее глаза.
— Давай посмотрим, что у тебя. Анна усмехнулась.
— Насчет заметки о кампании по сбору средств на машину «скорой помощи». Никак не найду зацепку. — Она вздохнула. — Понятно, это очень важно для наших читателей. Но как завлечь их на ужин с лотереей, в которой главный приз гончая?
Надя кивнула.
— Признаюсь, я покупала билеты в надежде, что не выиграю ее.